Тропинка неожиданно свернула в сторону и вверх. Петляя, она взбегала по скалистой, заросшей деревьями стене. Здесь было темно и тенисто. Мы поднимались к вершине кратера. Я и не знал, что такое возможно. Но шел за Лиз и Форманом, особо не распространяясь. Меня не удивляло, зачем они привели меня сюда. Я уже знал. Это входило в курс терапии.

Время от времени мы встречались с людьми, которые спускались вниз. Они улыбались и со знающим видом махали рукой. Они знали, что впереди. Они побывали там, а мы нет. По крайней мере, я.

Так всегда повторялось с Лиз и Форманом: они знали, что ждет меня впереди, а я, похоже, нет.

Мы вышли из кустарника и оказались высоко на склоне. Отсюда открывался остров. Вверх по зеленым склонам Оаху россыпью взбирались пригороды Гонолулу. Дома ярко сверкали в кристально-прозрачном воздухе.

Тропинка вилась серпантином, пока не уперлась в дыру в горе.

– Идемте, – пригласил нас Форман. – Сначала туннель, потом ступеньки. – Он вошел в пещеру.

– Откуда он черпает свою энергию? – спросил я Лиз.

– Он создает ее сам.

Схватив за руку, Лиз увлекла меня в темноту. Пройти часть пути помогли перила.

На какое-то время я абсолютно ослеп.

Лиз. остановила меня, прижалась и нашла своими губами мои. Ее поцелуи были быстрыми и страстными.

– Для чего это? – задохнулся я.

– Чтобы не забывал.

– Забывал что?

– Как сильно я тебя люблю.

– А как сильно ты меня любишь?

– Увидишь.

Когда мы вышли из туннеля, Форман поджидал нас.

– Смотрите, – показал он.

Мы стояли на нижней площадке бетонной лестницы. В ней было по меньшей мере тысяча ступенек. Во всяком случае, мне так показалось.

– Хотите отдышаться перед подъемом?

– Э…

– Как у вас с сердцем?

– Я еще молод.

– Вы не будете им, когда подниметесь на вершину. Пойдемте. – Он бодро зашагал вверх.

И оказался прав. На вершине я стал на тысячу лет старше.

– Раньше здесь находился флотский наблюдательный пункт, – сказал Форман. – Ему больше ста лет. Сейчас осталась метеостанция. И место для пикников.

Через четырехуровневый бетонный бункер мы выбрались на подвесной мостик…

– Ой! – выдохнул я.

– Вы находитесь на высоте двести тридцать три метра над уровнем моря, – сообщил Форман – Не похоже, что это вас волнует.

Мостик огибал выступ скалы и заканчивался еще одним пролетом. На самом верху стояла маленькая бетонная фигурка человека, расположенная слишком высоко и слишком неустойчиво.

– Я… э… Думаю, лучше мне зайти внутрь… И смотреть оттуда.

– Хорошо, – согласился Форман и пошел вверх. Лиз поднялась следом за ним.

Ни один из них даже не оглянулся.

Проклятье!

Я ведь и не подозревал, что страдаю боязнью высоты.

Закрыв глаза, я стал подниматься по ступенькам и не открывал их, пока не достиг вершины.

Они ждали меня.

Расстелили одеяло. Лиз быстро накрыла на стол. Форман открыл бутылку шампанского. Пробка выстрелила в сторону Вайкики и, описав высокую дугу, полетела в зеленые заросли двумястами сорока метрами ниже.

– Отличный выстрел, – прокомментировал я. Форман вручил мне стакан. Налил себе и Лиз.

– Ты когда-нибудь был здесь?

– Э… нет.

– Потому мы и привели тебя сюда. Когда я был в твоем возрасте, ступенек и перил здесь было значительно меньше. Этот последний пролет, например, был тогда скалистым склоном. Забраться наверх было немного посложнее.

Я оглянулся и вздрогнул.

– Давайте немного посмотрим, – предложил Форман.

– Мне кажется, отсюда можно видеть почти весь Оаху.

– Ну, пожалуй. Смотрите, – показал он. – Вон государственная птичка Гавайев.

– Все, что я вижу, – это старый тихоход «747».

– Точно. Мы собрали все, что способно летать. Они проводят на земле столько времени, сколько необходимо для заправки и погрузки. Мы принимаем самолеты каждые тридцать секунд. Воздушные мосты соединяют нас с Сиэтлом, Портлендом, Сан-Франциско, Лос-Анджелесом и Сан-Диего. Мы перевозим столько жизненно важных органов из больного раком тела Соединенных Штатов, сколько можем. А также копируем хранилища памяти в Нью-Йорке, Денвере и Вашингтоне.

Если вы посмотрите туда, – показал Форман, – то увидите, где заложены три новых искусственных острова. На будущий год появится цепочка из них длиной десять миль. Пока существует океанское течение, у нас будет электричество. А пока будет электричество, мы сможем выращивать новые морские купола и острова. Также закладывается плавучая взлетно-посадочная полоса для челночных операций, но это – на Мауи.

– Как к этому относятся местные? – спросил я.

– Одни негодуют, другие приветствуют. – Форман пожал плечами. – Никому не хочется жить в лагере беженцев, а штат имеет хорошие шансы превратиться именно в него. Мы стараемся, чтобы как можно больше людей перебралось в Австралию и Новую Зеландию, но многие не хотят уезжать так далеко. Ты бы захотел?

– Я вообще не хочу отдавать Соединенные Штаты хторранам. Но отсюда мы можем отвоевать их обратно.

– Угу. – Форман намазал паштет на печенье и положил в рот. – Так как насчет тебя?

– Что насчет меня?

– Что ты собираешься делать?

– Разве мы уже не говорили на эту тему?

– Да, и. возможно, поговорим еще. Ответ мог измениться. Что ты собираешься делать, Джим?

– Вы знаете мой выбор. Я ненавижу червей. Я хочу их уничтожать.

– Ну? И что?

– Что вы имеете в виду под «ну и что»?

– Я не говорил «ну и что?». Я сказал: «Ну? И что?» Это два разных предложения. Ну? Что дальше?

– Не пойму я.

– Хотеть уничтожать червей – далеко не все, Джим. Есть еще кое-что. Если бы ты хотел только убивать, и ничего больше, то этой беседы не было бы. Ты стал бы просто машиной для уничтожения. Мы бросали бы тебя на хторран, и ты убивал бы их. Но правда заключается в том, что ты больше не хочешь убивать, не так ли? У тебя возникли весьма серьезные вопросы по поводу того, что же в действительности происходит, верно? И стремление получить ответы гораздо сильнее желания просто убивать. Правильно?

То, что он говорил, было правдой.

– Правильно, – согласился я.

Форман снова наполнил мой стакан шампанским. Налил и Лиз. Она слушала нас, не произнося ни слова. Форман спросил: – Кто ты?

– Я – Джеймс Эдвард Маккарти.

– Нет, ты не Маккарти. Это лишь имя, которым ты пользуешься для обозначения своего тела.

– Хорошо, тогда я и есть это тело.

– Нет, тело – просто тело, которым ты пользуешься.

– Ладно, пусть я буду тем, кто пользуется этим телом.

– Ну? Кто это? Кто ты такой?

– Я – человек!

– Да ну? А что такое человек? Я остановился.

– Не понимаю, что вы хотите услышать?

– Я хочу знать, кто ты, Джим.

– Ладно, ни один из моих ответов не был достаточно хорош для вас.

– Ни один из твоих ответов не говорит, кто ты в действительности. Ты все время говоришь, что ты – твое имя, или твое тело, или твой биологический вид. Ты и в самом деле только это?

Я немного подумал, не понимая, куда он клонит. Потом ответил: – Я не знаю.

– Вот это верно. Не знаешь. Ты не знаешь, кто ты на самом деле. И даже не знаешь, что ты этого не знаешь.

– Я не знаю, – повторил я. – Этот разговор… какой-то глупый. Не могу понять, о чем мы вообще говорим. Все напоминает головоломку.

– Это и есть головоломка, Джим. Для этого Господь и дал тебе голову. Ты не можешь играть в футбол без мяча, и в интеллектуальные игры нельзя играть без головы. Это все, на что она годится. Теперь разреши задать тебе следующий вопрос. Теперь, когда ты знаешь, что не знаешь, кто ты, что ты собираешься предпринять?

– Не знаю.

– Нет, знаешь.

– Нет, не знаю.

– Продолжая утверждать это, ты по-прежнему остаешься в неведении. Это сковывает тебя. Заставляет избегать ответственности.

– Хорошо. Я думаю, мне полагается заявить, что следующий мой шаг – выяснить, кто я такой на самом деле. Вот только не знаю, как это сделать.